М.Буханов «Черные дыры в применении 282-й статьи УК РФ»
Послано: Admin 15 Дек, 2009 г. - 14:54
Дни нашей жизни
|
РЕДАКЦИЯ МИТ: Российская Православная Церковь (РосПЦ), жизнь Который мы освещаем, в РФ постоянно находится под прицелом 282-й статьи УК, «резиново-удобной» для репрессирования. В основе его часто лежит экспертиза того или иного текста «с признаками экстремизма», как сие было недавно с подачи ФСБ «экспертно» указано прокурорскими органами в отношении Вероисповедания РосПЦ. С просьбой поразмышлять о том, что же это за законодательное «отправление» со зловещим для многих русских патриотов и истинно-православных людей номером 282, мы обратились к юристу, старшему научному сотруднику МГУ имени М.В.Ломоносова М.В.Буханову. Он написал об этом статью, рассматривающую проблему с классических государственно-правовых посылок, делая вывод на практическом опыте.
+ + +
Государство в соответствии с доктринальными юридическими представлениями в теоретических источниках права имеет рефлексию своего институционального статуса в качестве правовой формы организации и функционирования публичной политической власти [3]. Такое осмысление одноименного контента принципиально важно по причине указания на его составляющие: законодательную форму и властную доминанту.
В свою очередь в философской рефлексии категория качества выступает непосредственной, начальной характеристикой объекта, что в соответствии с воззрениями Г.В.Ф. Гегеля выражается в «тождестве с бытием, непосредственной с бытием определенности…», когда «нечто есть благодаря своему качеству» [1].
В этой связи, применительно к тематике власти необходимо исходить из посылок, в соответствии с которыми объекты исследования всегда качественно определены, что проявляет себя в наборе характеристик и свойств, являющих остроту отличительной особенности. Последнее с очевидностью следует мыслить в контексте институциональных, нормативных форм политического управления -- средств и способов его реализации. По этим причинам априорным в плане категории качества для феномена власти выступает ее правовая организация, представляющая собой основной способ властно-политического в контексте всего массива права, который регулирует отношения по поводу отправления полномочий в законодательной, исполнительной и судебной сфере.
В соответствии с существующей конституционно-правовой парадигмой, опосредующей институциональное функционирование современного Российского государства, Россия определяется как правовое государство. В свою очередь, исходя из доктрины юриспруденции, трактовка «правового» в такой конституционно-правовой модели обнаруживает многообразные содержательные толкования данной нормы-принципа. Это справедливо способно вызывать определенные опасения, поскольку среди многообразия подходов и теоретических обоснований позиций теряется сугубый смысл значения «правовой». Последний же, основываясь на самой антиэтатистской конституционно-правовой парадигме, не может трактоваться через тождество закону как совокупности властно установленных норм.
Дело в том, что понимание государства с необходимостью призвано объяснять законы власти в качестве необходимой формы «обеспечения свободы подвластных и оценивать эти законы в зависимости от того, как они сообразуются с основным предназначением государственной власти – защищать свободу, безопасность и собственность» [6]. Рассуждая от противного, вне указанных целей нормативно-правовые акты неизбежно приводят к институционализации деструктивных с гуманитарных позиций властных практик.
Именно в этой связи «правовой» не может представляться тождественным формальному властному установлению. В то же время, методологически, с позиций справедливости и ответственности принципиально важно понимание «правового закона» как формы закрепления свободы и социально-исторически обусловленных практик, норм и притязаний граждан.
Права и свободы человека суть «явление социально-историческое, общественное» [5].
В свою очередь, «правовой закон есть право, получившее официальную форму признания, конкретизации и защиты, словом законную силу, т.е. позитивное право, обладающее объективными свойствами права. Правовой закон – это адекватное выражение права в его официальной признанности, общеобязательности, определенности и конкретности» [3, C. 71].
Основной максимой гуманитарного содержания нормативной формы правового с необходимостью призвано становиться социально-историческая, культурная составляющая притязаний, которая единственная в своем роде имеет константное значение критерия, будучи генезисно имманентной праву – прочно устоявшимся нормативно-социальным практикам.
Так, тематика прав человека, понятие прав человека всегда доктринально неразрывно связаны с генезисом самих прав. Подобная методология еще раз и еще раз подчеркивает самую существенную сторону названного феномена – социально-историческую заданность. Так, исходя их доктринальных определений, «права человека – это определенные нормативно структурированные свойства и особенности бытия личности, которые выражают ее свободу и являются неотъемлемыми и необходимыми способами и условиями ее жизни, ее взаимоотношений с обществом, государством, другими индивидами» [4]. В свою очередь, «права человека возникают и развиваются в различных регионах мира разновременно в соответствии с характером культуры, философии, религии, общественным мировоззрением, моралью, определяющими характер той или иной цивилизации» [4, C. 3].
Именно такая трактовка прав, аутентичная одноименному феномену, характеру его возникновения и развития, призвана быть положенной в основание любого рассуждения о праве, как отражающая свойство правового, подкрепленного в международно-публичном преломлении принципом невмешательства во внутренние дела государства.
Государство, связанное правовым законом, социально-историческим содержанием норм, обладая способностью ограничивать себя именно таким законом, является в собственном смысле правовым.
+
Очевидно, что, характеризуя публично-властную систему как правовую, в полной мере следует исходить из характера политических устремлений последней в нормотворчестве, одновременно, учитывая доминанты такого нормотворчества и его цели.
Конечно, подобное рассмотрение по причине многообразия действующего в стране нормативного массива принципиально сложно и требует сугубых исследовательских усилий. Так, на современном этапе развития законодательства в стране существует более 2 млн. нормативных актов, число которых постоянно растет. Тем не менее, определенные подходы к данной проблематике возможны.
Для характеристики такого качества власти как «правовой» закономерно, в первую очередь, брать наиболее актуальную с позиций личных свобод область правового регулирования, связанную с каждодневной реализацией индивидуальных правомочий правового статуса личности в обществе.
Так, ни для кого не секрет, что, рассуждая о чем-либо публично, например, с интернет-страницы своего сайта или в официальных информационных источниках, существует сугубая опасность. Это когда выразив обоснованную критику власти, чиновников (которые, по мнению правоохранительных органов, исходя из практики обвинительных заключений, являются социальной группой), подвергнешься жестким правоограничениям в варианте уголовного преследования.
Очень часто подобные дела возбуждают по максимально широкой в своей формулировке статьи 282 УК РФ, с помощью которой уже давно сложилась прямо-таки тенденция бороться с каждым конкретным человеком, причем, зачастую человеком далеко не криминального типа.
В то же время, применительно к принципиально популярному сейчас средству «воздействия» следует отметить следующее.
В соответствии с частью 1 статьи 282 УК РФ -- действия, направленные на возбуждение ненависти либо вражды, а также на унижение достоинства человека либо группы лиц по признакам пола, расы, национальности, языка, происхождения, отношения к религии, а равно принадлежности к какой-либо социальной группе, совершенные публично или с использованием средств массовой информации, наказываются лишением свободы на срок до двух лет.
Важно отметить, что это «технически» предельно общая формулировка даже на первый взгляд и, по сути, такая формулировка, которую невозможно использовать в целях практического правоприменения, если говорить о реальной квалификации описываемого в нем преступления.
Из всей этой фабулы первоначально следует вдуматься в фразу – «действия, направленные на возбуждение ненависти …на унижение достоинства» и пр. по соответствующим признакам.
Дело в том, что всякая фабула статьи УК РФ всегда представляет собой описание объективной стороны преступления, в соответствии с которой происходит квалификация последнего, проводятся следственные действия, устанавливается вина. Не отрицая необходимость подобного запрета для правовой системы, необходимо сказать, что для квалификации деяния формулировка «действия направленные на возбуждения ненависти» по своему технико-юридическому характеру совершенно непригодна для применения.
Так, в первую очередь бросается в глаза глубинное обстоятельство, которое необходимо установить, заключающееся в формализованном признаке «действий одного, возбуждающих ненависть у другого или других, действий, унижающих другого или других». Очевидно, что последняя потенциально предполагает собой абсолютное большинство фактических обстоятельств и высказываний, не предполагающих общественную опасность и ничего не значащих фактически. Но они в полной мере подпадают под указанный признак статьи именно потому, что последний не индивидуализирован и основан на вероятностном факторе индивидуального характера. Тем не менее, сейчас это не просто «резиновая формулировка», а нечто большее – это инструмент воздействия, если не сказать – инструмент властного насилия.
Сразу приходят на ум выдержки из протоколов допросов в НКВД в 1937-38 гг. прошлого столетия по делам антисоветской агитации. Например, следующее, очень характерное:
« -- Следствие располагает материалами, что вы… будучи антисоветски настроены, воспитывали верующих в антисоветском духе…
-- Не могу вспомнить, когда бы это я занимался воспитанием верующих во враждебном духе… -- отметил отец Иоанн Бороздин» [2].
На основании этих запротоколированных вопросов и ответов «тройкой НКВД» было составлено обвинительное заключение, где священник был приговорен к расстрелу.
(Окончание на следующей стр.)
|
|
| |
|
